|
|
 |
|
|
|
|
ИСЛАМ - 8. Шииты
Совершенно отлично от религиозного развития суннитов шло развитие шиитов. Происхождение этой второй большой ветви мусульман мы уже изложили вкратце и указали, что первоначально название это принадлежало сторонникам Али, каково бы ни было их духовное направление, хотя значительная часть из них признавала Али и его род за представителей легитимной теории. К сожалению, Алиды оказались малоспособными с успехом играть свою роль: старший сын Али, Гасан, отказался скоро от своих прав в пользу Омайяда Муавии, младший же, Гусейн, претерпел в отважном походе в Куфу в 680 году мученическую смерть. После этого между приверженцами Алидов произошло раздвоение: большинство признало право имама исключительно за сыновьями Гасана и Гусейна на том основании, что эти сыновья Али были, кроме того, внуками пророка (через Фатиму); остальные же выбрали третьего сына Али, от его другой жены, по имени Магомед ибн аль-Хана-фидж, несмотря на то что последний не имел никакого желания взять на себя политические обязанности и вел в Мекке благочестивую и уединенную жизнь. Между тем один авантюрист, во всяком случае оригинальный субъект, по имени Мухтар злоупотребил его именем, чтобы поднять в Куфе, правда лишь на короткое время, знамя восстания и кроваво отомстить за смерть Гусейна его убийцам. Он объявлял при этом, что ему были божественные откровения, и всевозможными обманами умел ослепить людей; но наконец был убит в сражении. Однако у Магомеда ибн аль-Ханафиджа все еще оставались последователи, и даже когда в 700 году он умер, то распространилось поверье, что он живет, скрывшись где-то в горе Радве, на западе от Медины, и когда-нибудь снова придет. Нечто подобное еще после смерти Али провозглашал известный Абдаллах ибн Саба, вероятно обращенный иудей, утверждая, что Али продолжает жить, что гром — это его голос, молния — его меч и что сам он придет, чтобы наполнить землю правосудием так же, как она теперь переполнена неправдой. Таким образом, можно сказать, что иудейское учение о мессии в данном случае применяется к Али; учение о сокрытом имаме впервые появляется в исламе как будто бы для того, чтобы дать возможность обманщикам и искателям приключений играть роль посредников. Аббасиды, потомки Аббаса, дяди пророка, проделывали это с блестящим успехом. Именно, во второй половине владычества Омайядов они посылали повсюду своих миссионеров (даис), чтобы проповедовать в пользу семьи пророка, не называя при этом ни одного имени и действуя, как думали, в интересах некоего потомка Али, который, чтобы не компрометировать себя, хотел остаться до времени неизвестным. Миссионеры ловко исполняли возложенные на них поручения и нашли много последователей в восточных провинциях государства, в Хоразане, где обстоятельства особенно благоприятствовали этому. Когда все было достаточно подготовлено, Абу-Муслим поднял черное знамя восстания: последний омайядский халиф Мерван II был разбит в 750 году в сражении при Забе и нашел себе смерть в Египте. Та же участь постигла большую часть членов его фамилии, и Аббасид Абуль Аббас вступил на престол халифов. Обманутые Алиды и их сторонники удовлетворились басней, будто бы Абу Гашим, сын Магомеда ибн аль-Ханафиджа, передал свои законные права Али ибн Абдаллаху ибн Аббасу. Но не все дали обмануть себя этим способом: там и сям вспыхивали алидские восстания, сделавшиеся особенно опасными в правление второго Аббасида Мансура; но этот деятельный правитель с неустрашимой энергией умел подавить их и избежать опасности, так что и на последующее время Аббасиды завещали трон своим наследникам.
При этом надо припомнить, что строго легитимистические шииты не хотели иметь никакого дела ни с Магомедом, ни с Абу Гашимом, не говоря уже об Аббасидах, так как они признавали только потомков Фатимы. Один из этих последних, по имени Зеид, пытался во время правления Омайяда Гишама произвести восстание в Куфе, которое, однако, немедленно улеглось после его насильственной смерти (740). Тем не менее последователи его, которых называют «зейдиджа», или зейдитами, остались верными его потомкам; некоторые из последних основали позже династии в Дейлеме и Табаристане, другие в Юго-Западной Аравии (Санаа). Эти зейдиты занимают между шиитами особенное положение, потому что они в противоположность истинным шиитам признают Абу Бекра и Омара законными халифами и в вопросах веры следуют мутазилитскому учению. Закон их в главных чертах сходится с суннитским и только во второстепенных вопросах отступает от него.
Другие шииты отвергали притязания Зеида и признавали права за братом его Магомедом; их называют обыкновенно «имамиджа», а также «почитателями двенад-цати», потому что они признают двенадцать следующих друг за другом имамов, именно: Али, Гасана, Гусейна, Али, Магомеда, Джафара, Мусу, Али-ар-Ридха, Магомеда, Али Наки, Гасан Аскари и Магомеда. Все это были по большей части благочестивые мусульмане, никогда не имевшие политического значения, кроме трех первых и Али ар-Ридха. Последнему пришлось дать свое имя для попытки соединения, сделанной халифом аль-Мамуном, тем самым, с которым мы уже имели случай познакомиться как с покровителем науки и другом мутазилитов. Али ар-Ридх был обручен с одной из дочерей халифа и провозглашен престолонаследником; имя его стали даже чеканить на монетах, и зеленое знамя Алидов было принято аль-Маму-ном. План был недурно придуман для того, чтобы привлечь шиитов на сторону Аббасидов; тем не менее он рушился благодаря сопротивлению главного суннитского города (Багдада), после чего Али как раз вовремя умер (818), вероятно отравленный халифом. Могила его в Мешхеде до настоящего времени остается одним из мест, наиболее посещаемых богомольцами наряду с Кербелой, где умер Гусейн, и Неджефом, где, как предполагают, был похоронен халиф Али; последние два места находятся на турецкой территории.
Прежде чем излагать далее историю «почитателей двенадцати», мы должны еще возвратиться к предшественнику Али ар-Ридха, чтобы припомнить одно из замечательнейших явлений в области истории мусульманских сект. Именно, были такие шииты, которые признавали законным имамом не Али ар-Ридха, а его брата Измаила. С его смертью приверженцы его, казалось, должны бы были рассеяться, но пока они еще были в нерешимости, что следует предпринять, один хитрый обманщик воспользовался удобным случаем, чтобы еще раз извлечь пользу из учения о сокрытом имаме. Человек этот назывался Абдаллах ион Маймун. Он сделал важное открытие, состоящее в том, что история мира протекает правильными периодами, и, очевидно, подразделяется на семь таких периодов, причем начало каждого из них всегда ознаменовано появлением пророка. Шесть таких периодов, связанных с именами Адама, Ноя, Авраама, Моисея, Иисуса и Магомета, уже прошли; нет сомнения, что и седьмой уже приближается к концу, так как в каждом периоде опять-таки бывает семь имамов, а Измаил как раз был седьмым после Магомета. Но так как после Магомета нельзя более ожидать пророка, то ясно, что седьмой и последний, только что начавшийся период должен быть ознаменован появлением Махди, и затем предстоит конец лира. Но шииты твердо веровали, что этот Махди должен произойти из рода Фатимы, так что оставалось признать, или что Измаил не умер и должен прийти снова в образе Махди, или что другой пока неизвестный Алид будет обетованным Махди. Что было неизвестно толпе, то было известно человеку посвященному, и подобно тому как Мельхиседек узнал некогда Авраама, так теперь Абдаллах являлся посредником между верными и известной ему одному таинственной личностью.
Абдаллах умел лучше всякого другого посредством мнимой таинственной науки сделать эту теорию доступной толпе не только у шиитов, но и среди суннитов и даже христиан, евреев и магов, которые под разными именами ожидали искупителя. Он сочинил учение о сокровенном смысле священных книг, главным образом Корана, который он понимал благодаря своему особенному отношению к Махди. Посредством аллегорий и т. д. он почерпал из писания неслыханные факты, которые в конце концов сводились к отрицанию всякой положительной религии и состояли, судя по современным известиям, из странной смеси гностических, парситских и философских элементов. Он был достаточно предусмотрителен для того, чтобы не сейчас раскрыть полную истину своим слушателям, а довольствоваться тем, что затрагивал их любопытство, возбуждал сомнения и сообщал им наконец, что нужно пройти семь различных степеней, чтобы быть совершенно посвященным в божеские тайны. Но прежде чем достигнуть этого, необходимо распространять учение о скором пришествии Махди и приобретать ему последователей. С этой целью Абдаллах рассылал повсюду своих миссионеров.
Здесь мы еще упомянем, что между адептами нового учения был также Хамдан Кармат, от которого получили свое название карматы, производившие долгое время беспорядки в Ираке, Сирии и особенно в Бахрейне (Юго-Западная Аравия). В последней из названных провинций под начальством некоего Абу-Тагира они сделались так могущественны, что угрожали Багдаду и в 930 году завоевали Мекку. При этом они похитили древний священный камень и только через 20 лет выдали его обратно. Это обстоятельство указывает на то, что они действовали также против древних священных обычаев и священных предметов. Недостаток места не позволяет нам, однако, сопоставить здесь и дополнить разрозненные и несвязные известия о религиозных восстаниях и учреждениях Карматов.
Итак, мы снова возвращаемся к истории Абдаллаха. Преследуемый властями, он продолжал свою пропаганду до конца дней своих в Саламидже, в Сирии. Ему наследовал затем сын его Ахмед, а когда и этот умер, появился наконец сам Махди — именно у берберов Северной Африки, у которых миссионеры пользовались особенным успехом. Он называл себя Обайдаллахом и производил свое генеалогическое дерево от Фатимы, почему члены основанной им династии называются Фатимидами; однако, по мнению европейских исследователей, это был обманщик, в действительности родственник Абдаллаха, носивший собственное имя Сайд.
Фатимиды лишь тогда достигли полного могущества, когда в 969 году завладели Египтом и перенесли туда свою резиденцию, так что не раз казалось, что владычеству Аббасидов пришел конец. Между тем опасность, которая грозила с их стороны исламу, была устранена. Жители Египта были строгие сунниты, а властители оказались настолько умны, что вполне примирились с правоверием. Только шестой властитель этой династии, Хаким (996—1021), еще ребенком вступивший на престол, представляет в этом отношении исключение. Вероятно, под влиянием фанатических последователей измаилитского учения он предпринял несколько весьма странных мер и даже хотел, чтоб его почитали как воплощение божества. Вызванное этим неудовольствие прекратилось только тогда, когда Хаким вдруг тайно исчез, и никто не знал, что с ним сталось. Последователи его, как, например, Хамза и ад-Дарази, считали его, как после его смерти, так и раньше, воплощением божества. Они нашли более восприимчивую почву для своей проповеди среди жителей Ливана, которые еще и теперь по имени ад Дарази называются друзами. Их, собственно говоря, нельзя причислить к мусульманам, потому что как их система веры, так и религиозный закон, которому они следуют, имеют скорее антиисламский характер, насколько можно судить об этом по их священным книгам. В этом отношении их можно отнести к той же категории, что и побежденных ими нозаиров, которые живут в Северной Сирии и должны считаться настоящими язычниками, хотя во многих представлениях и обычаях сходятся как с христианами, так и с мусульманами. Вообще Сирийская горная страна всегда представляла благодатную почву для всевозможных ересей и гностических сект, как это мы увидим впоследствии.
Секта ассасинов принадлежит к тому же самому порядку явлений, как и учения карматов и измаилитов; название свое ассасины получили от слова «гашиш» в арабской огласовке: они употребляли это одуряющее снадобье, получаемое из конопли. Общество это основано в XI в. неким Гасаном ибн Сабба и сначала производило беспорядки в Персии, преимущественно в труднодоступных горах на юге Каспийско-го моря, где ассасины имели даже несколько крепостей, как, например, «орлиное гнездо» Аламут, которое они в течение двух столетий умели защитить от посылаемых против них отрядов, пока монгольский хан Гулагу не прекратил их существования в XIII в. Но сила их опиралась не только на неприступность их убежища, численность последователей и оригинальность идей, но и на их организацию и на беспощадность употребляемых ими средств. Ассасины составляли тайное общество, члены которого оказывали беспрекословное повиновение своему владыке, называемому обыкновенно в европейских хрониках «старцем горы». Все младшие члены общества приучались к убийству; их одурманивали гашишем, потом вели в прекрасный сад и соблазняли там райскими наслаждениями, побуждая добровольно пожертвовать жизнью, чтобы в качестве мучеников вечно наслаждаться такими же радостями. Такие люди назывались фидаисами (сами себя жертвующие); они часто получали от главы ордена поручения выследить того или другого могущественного врага и при случае поразить его. Кроме того, глава ордена мог также оказывать одолжение своим могущественным друзьям и тем обязывать их; именно, когда им было нужно освободиться от личного врага, он предоставлял в их распоряжение своих людей, которые исполняли возложенные на них поручения так же добросовестно, как если б они действовали против врага общины. Вследствие этого ассасины приобрели страшную силу и могли так долго просуществовать и даже прочно утвердиться в Сирии, где с ними познакомились крестоносцы. Приводить религиозные представления ассасинов мы находим излишним; достаточно будет заметить, что они всячески старались, посредством аллегорических же толкований, выдать свои воззрения за правоверные мусульманские, почему у туземных писателей они обыкновенно называются «батиниджа», т. е. людьми, которые признают существование внутреннего, сокрытого смысла наряду с обыкновенным, всем доступным. В этом смысле на Востоке например, в Сирии, до сих пор еще существуют измаилиты; в Сирии они частью называются метавилами, что означает то же, что и батинии, но кровавое ремесло прежних времен они уже покинули.
Некоторое время казалось, что шииты будут держаться подобных же заблуждений, так как с двенадцатым имамом, который, как они утверждают, не умер, а исчез из глаз смертных через подземный ход в Самарре в 941 году, закончился ряд земных имамов. С тех пор шииты признают существование только сокрытого имама и этим открыли путь для обмана тем людям, которые утверждали, что находятся с ним в сношениях. Однако, когда одно разочарование следовало за другим, то шииты наконец, хотя и не потеряли совершенно надежды на то, что имам ежеминутно может прийти в виде Махди, тем не менее привыкли спокойно ожидать этого времени, а пока усердно сохранять единственно истинное учение — то, которое было им передано имамами. Шииты отвергали собрание суннитских преданий и утверждали, что только богопросвещенные имамы могут передавать и излагать мнения своего родоначальника, пророка. Таким образом, шииты имеют собственные канонические сборники, которые в смысле исторической достоверности далеко уступают суннитским и большею частью могут быть даже названы подделками. В общем они не создали ни в учении веры (за исключением вопроса об имамате), ни в религиозном законе ничего оригинального и сходятся в главных вопросах с суннитами. То, что их отличает:
учение о духовном воздержании (Ketman) и брак по найму — не служит к их чести; излишнее почитание имамов тоже не способствовало их религиозному развитию. Но мы бы ошиблись, если бы вместе с А. Мюллером захотели объяснить происхождение шиитов единственно и всецело национальной ненавистью персов к арабам и стали бы видеть в них только представителей легитимистической теории, вроде того как некоторые французские партии признают Людовика XVII и Наполеона II. Бесспорно, что ненависть эта существовала в действительности, и может быть, имамы прикрыли для персов период национального унижения под владычеством арабов, но тем не менее главным мотивом в данном случае является свойственная персам склонность к обоготворению людей, или, пожалуй, потребность приблизиться через посредников к абстрактному богу ислама. При этом страдания этих благочестивых людей имеют для шиитов отчасти такое же значение, как для христиан представление о страдании Христа. Они дали повод к возникновению религиозно-драматических представлений, которые повсюду с большим оживлением торжественно исполняются персами в день смерти Гусейна (10-го мугаррама). Весьма возможно, как это и утверждают, что обычай этого религиозного и национального праздника восходит к первобытной древности, еще к язычеству. Но во всяком случае, первоначальное его значение совершенно утрачено шиитами, которые в мученической смерти Гусейна видят отражение страданий человечества — или, скорее, иранского человечества.
Между тем немало времени прошло, прежде чем шиитам удалось оправиться. Хотя им и покровительствовали буджиды и до некоторой степени Фатимиды, но когда турки наследовали арабам, то победа суннитского правоверия сделалась полною, потому что этому честному, воинственному народу были противны неясное учение и духовная скрытость. Под монгольским владычеством, хотя обстоятельства несколько и улучшились, тем не менее только во время династии Сафавидов, которая правила в Персии от 1499 до 1736 г., шиитство сделалось государственной религией. Основатели этой династии шейх Зейф эд-дин Ишак и шейх Хейдер, которые ведут свой род от седьмого имама Мусы, считались даже суфийскими святыми, а Измаил, сын Хейдера, принял царский титул. Из преследуемых шииты сделались теперь преследователями; они вели религиозные войны с суннитскими узбеками и с турками-османами, причем обе стороны выказывали страшную жестокость к иноверцам, так что древняя вражда, существовавшая между двумя направлениями ислама, с тех пор сделалась непримиримой и усилилась до фанатизма. Казалось, что с афганским завоеванием в правление шаха Надира (1736—1747) для персидских суннитов настали лучшие времена, но преобразовательные попытки этого правителя в их пользу рушились вследствие противодействия национальной партии.
В общем религиозное положение шиитов может быть названо весьма печальным. Муллы, которых можно назвать раввинами ислама — по большей части невежды и фанатики, так что с большим трудом могут правильно соблюдать внешние формы богопочитания. Благочестие у шиитов в большинстве случаев притворное, а неверие — существенное внутреннее свойство; чувство правды, кажется, совершенно исчезло у этих людей бессознательно для них самих; неясные фразы суфизма, всегда вертящиеся у них на языке, аллегорические значения и систематически употребляемый кетман ввели в заблуждение рассудок и уничтожили нравственность.
Тем не менее фанатизм у них гораздо сильнее развит, чем у суннитов, и суеверие далеко не редкость; философские тонкости всегда находят успех; но ничто перс так не ценит, как удачное стихотворение, переполненное неестественными сравнениями и оборотами речи, нисколько не смущаясь его богохульным или неприличным содержанием.
История религий |
|
|
1+1 СКИДКИ
НА РЕКЛАМУ
054-7231651 |
|
| |
|
|
|
