|
|
"Двадцать семь глав из жизни Матросика", - книга Дмитрия Онгейберга (1ч.)
|
Дмитрий Онгейберг репатриировался в Израиль в 1990 году.
По образованию - режиссер . Окончив в 1977 году Белорусский Государственный Театрально - Художественный институт уехал в Ленинград.
В Ленинграде работал на к. студии "Леннаучфильм" и в различных театральных, молодежных студиях города.
В Израиле выпустил две книги.Представляя поважаным землякам свою вторую
книгу автору необходимо несколько слов сказать о первой. Она называлась "Про себя и... вслух ".Это история,точнее исповедь автора ,попавшего
в экстремальную ситуацию.Книга практически была написана в стенах клиники
Тель-а- Шомер.Там же,( в не совсем подходящем для веселых персонажей мес-
те), были написаны несколько смешных глав о приключениях непоседливой и необычной компании друзей - сверстников сына.
Прошло время и появилась книга,посвященная повзрослевшему Эли.
Сегодня Дмитрий посвящает эту книгу дорогим землякам.
А для тех, кто захочет полистать ее, что называется в натуре,автор просит
телеграфировать ему на его еmail.
приятного чтения и детям и
взрослым, дорогие земляки.
27 ГЛАВ из жизни Матросика
МЕЧТА! Ты отринута миром...
Сестра твоя страсть в осмеянье...
И сердцу, заплывшему жиром,
Не ведать безумства желаний...
Игорь Северянин
(«Играй целый вечер...») 1927 год.
Глава первая
ПЕРИСКОП ИЛИ НОСТАЛЬГИЯ НА МОРЕ
Эта история началась, как в сказке, у самого синего моря, на пустынном берегу Ришонского пляжа.
Глядя еще не на свинцовые волны штормового моря, на деревья растушеванные желтым цветом, мы бы сказали, что это было время поздней осени. Но только потому, что такое состояние природы в Израиле хранит и излучает еще достаточно много тепла, а осень наступает не как время года, а как прохладный сезон, то скажем, что это было время затянувшегося, выгоревшего лета.
Крабуша только что нанырялся и, сидя у самой кромки воды, складывал свое охотничье ружье , акваланг, маску и прочие морские свои аксессуары, злясь и чертыхаясь на свою ничем не примечательную охоту.
А Матросик сидел на остывшем песке, прислонясь спиной к столбу спасательной станции, и смотрел в бинокль на море. И хоть на горизонте ничего не было, кроме горизонта, а все , что было ближе, было просто катящимися волнами с чайками, которые сидели на них и натурально каркали. Матросику казалось, что он видит блистательные военные морские суда и слышит их призывные, тревожащие его морскую душу гудки, склянки, и даже свистки боцманов. Он слышит зычные отголоски командирских команд, усиленных мегафонами. Шум двигателей и лебедок. Воображение его рисовало родную субмарину бортовой номер 2129. Воды трех океанов избороздила эта подлодка системы «Щука». Матросик нес на ней бессменную вахту в качестве старшего помощника капитана старпома. Где она теперь, субмаринка? Соленые волны какого океана лижут ее черный, как воронье крыло, корпус.Чьи кованые ботинки лязгают сейчас по переборкам, машинным залам и каютам? А может, давно списанная с морских рейдов, стоит она сейчас где-нибудь на задворках Севастопольской бухты и командиры приводят с морских училищ молодых курсантов-первогодок на ознакомительную с ней лекцию? Чтобы молодые подводники могли потрогать, пощупать настоящую подлодку...
Матросик вдруг встрепенулся: «А под каким же она сейчас флагом ходит? Краснознаменный там теперь у них чуть ли не пестрый..
В цейтноте разного рода переворотов и путчей »утонул» славный Российский флот. Продали, видать, лодку с молотка, с аукциона, с беззастенчивых торгов государству Ближнего зарубежья Украине. А может, по милости Божьей осталось она верна русскому флоту, не изменила Отечеству? И гордо реет на флагштоке ее родимый флаг. А если же и стоит она где-нибудь на вечном приколе в забытом Богом самом дальнем, промасленном и покрытом гиганскими пятнами мазута и всякой дрянью портовом доке, то так ли уж это важно, под чьим флагом ржавеет она, превращаясь в гигантский кусок железа.»
Тоскливо сделалось на душе у Матросика. Как бы само по себе, просто без причины. Это бывает у многих, порой без особых на то оснований. А тут от не очень веселых дум и безрадостных картин о своей субмарине навалилась такая грусть и хандра, что впору Матросику заплакать было от досады и беспомощности. В жизни, пожалуй, у него не было ничего вожделеннее, чем возникшее вдруг это сумасшедшее желание увидеть свою лодочку.
Оторвал Матросик бинокль от глаз и огляделся вокруг. Все тот же ландшафт. Хозяин крохотной пицерии вытирает три своих столика, птицы с черными клювами ходят вокруг в поисках пищи, бездомная собака трусит вдоль кромки моря и ничего больше, что доставило хотя бы самую малость, тень улыбки.
Кроме белого платка,
Ничего не надо, кроме
Плота, воздуха глотка,
А паромщик взял и помер...
Как ни старался Матросик вспомнить, откуда вдруг взялась эта мелодия, так и не вспомнил.
Он снова вскинул бинокль, мазнул им по пенистым гребням.
- Перис-ко-о-п! Перис-ко-п!Крабуша! Я вижу периско-оп! - прогремело вдруг над пустынным пляжем, так громко, что с волн взмыли в небо перепуганные чайки.
Крабуша как ужаленный вскочил с песка, закрутился волчком на месте, собирая свои причиндалы и роняя все на ходу, устремился к Матросику.
-Что случилось? Что ты увидел? Стратоскоп? Откуда здесь взяться стратоскопу? - -Где? Где ты его видишь? хватая из рук Матросика бинокль и задирая в небо голову, кричал Крабуша, летел, спотыкался и падал.
-Да не стратоскоп, Крабуша, пялился в бинокль Матросик, шарил им по волнам и тыкал пальцем куда-то в море. Перископ! Я видел перископ, Крабу ша! Вот потерял его уже из виду!Ну куда он делся?
- Перископ? Побойся Бога, Матросик! Какой перископ?. Откуда взяться здесь перископу,-не верил Крабуша. У тебя галлюцинация! Откуда перископу здесь всплыть на Ришонском пляже?
-Да! Я видел перископ,-настаивал на своем Матросик.Настоящий перископ! Ты хоть знаешь, что такое перископ?
Матросик поднялся с песка и смотрел в море, не теряя надежды снова увидеть перископ.
-А то не знаю?-с обидой в голосе возмутился Крабуша.Это прибор такой на корабле. Его всевидящее око. Оно во все стороны смотрит, на тысячи миль вперед видит, что твой бинокль.
-Ну в принципе правильно,-согласился Матросик.Только всевидящее око не корабля, а подлодки. На больших глубинах капитан подлодки видит все, что на суше делается, в акватории океана. Где какое судно, каким курсом идет. Корабль вражеский запеленговать может.
-И тогда справа по борту торпедами пли! - завизжал Крабуша. Бац, бац!- И корабль идет на дно. Перископ какой подлодки мог ты запеленговать тут? - улыбнулся Крабуша. Откуда они тут? В Израиле нет морского подводного флота. Это, Матросик, привиделось тебе из-за сильного желания увидеть свою лодку. Потому что ты скучаешь без нее.
-Как ты догадался? - поразился Матросик, удивленный способности Крабуши безошибочно угадывать настроение чужой души.
На прощание Матросик задержался еще у воды, просто без бинокля еще по инерции всматриваясь в море. В необъяснимой неожиданно возникшей тоске по своей подлодке. Из-за неудержимого влечения к ней.
- Ты прав, Крабуша. Нет в Израиле подводных лодок, - заморгал Матросик ресницами. Одни перископы плавают.
--------------------------------------------------
Глава вторая
"«МАРИНКА» ПРАЗДНИК,КОТОРЫЙ ВСЕГДА СО МНОЙ"
А спустя какое-то время вечером друзья собрались дома,
каждый
занимался своим делом. Только Матросик слонялся с потерянным лицом,
напрочь
не зная, чем себя занять. Из глаз его струился такой беспросвет, такое
уныние, что отвратительное Матросикинское настроение не осталось
незамеченным никем.
-Что случилось с тобою, адони?(господин)ивр.-шутя спросила его
Маша.-Минус
большой в банке?
-Хуже,-ответил Матросик,-я в Россию захотел. По-моему, это называется
ностальгия. Только тоска моя не по березкам есенинским и не по
весеннему
севу с запахом навоза. Не по дыму Отечества, короче, а совсем по иным
ветрам. Совсем из других ассоциаций и запахов тоска моя соткана.
-Да что произошло, в конце концов?-подняли все головы. Откуда эта
меланхолия с лирикой? подошел к Матросику Пашка. Воскресного
«Доброго
утра» с Тарапунькой и Штепселем может, тебе не достает, так «РЕКУ»
включи. А
может быть, крейсер «Аврора» тебе снится с новыми русскими? Ну, тогда
валяй.
-А вот не угадал ты ничего,-сказал Крабуша. Тепло только было, когда
он
про крейсер вспомнил.
-А-а,-сообразила Маша,-так ты, выходит, знаешь, почему Матросик ходит
печальный? Ну-ка говори нам Ужели и вправду на «Аврору» хочет подняться
Матросик? Не повторяй, родной, чужих ошибок. Пальни по настоящему!
Все рассмеялись.
-Нет. «Аврора» меня интересует теперь разве что только, как богиня.
Все снова рассмеялись.
-Как богиня древнегреческой мифологии. Не более того. А все остальное
из
перечисленного Пашкой волнует меня не больше, чем зайца Тора. Так
скажем.
Подытожил Матросик и ко всеобщему удивлению, вытащив из кармана пачку
«Тайма», закурил. Тут уж все набросились на Крабушу с требованием
незамедлительно прояснить ситуацию и все рассказать. Уж не захворал ли
Матросик чем?
-Успокойтесь, мои дорогие,-сказал Крабуша. Сегодня на берегу моря,
рассматривая его поверхность в бинокль, у Матросика настолько
обострилось
желание повидаться со своей оставленной субмариной, что ему привиделся
его
перископ. «Перископ! Перископ!- кричал он, как оглашенный, на весь
пляж.
Я вижу перископ!» Померещилась ему его подлодка. С трудом убедил его,
что
ему показалось. Виденье прошло, а вот настроение осталось. Точнее,
никакого
настроения,-сказал Крабуша и укоризненно посмотрел на Матросика.
И тут друзья взглянули на него иначе. Другими глазами, что ли.
Вспомнили
вдруг, что Матросик не просто Матросик, а старпом. Настоящий помощник
командира настоящей подводной лодки Краснознаменного Балтийского
Морского
флота. Что его жизнь в России была связана с вахтами, с авралами, с
длительными морскими походами со всеми трудностями, воспетыми книжным
романтизмом.
Матросик, как и всякий настоящий матрос, был рожден у моря. В городе
Находка, что на Дальнем Востоке. В Израиле же взамен вахт на субмарине
ночные вахты на хлебозаводе, где старпом выпекает и жует мацу. А вместо
кубрика своего родного съемная квартира с мазганом и тараканами.
-Вы мне не поверите, братцы. Мы свою лодочку не иначе
величали,
как «Маринка». Субмаринка «Маринка». Она мне ночами стала
сниться,-затянулся сигаретой Матросик. Ничего подобного раньше я за
собой
не замечал. Старею, наверно,-улыбнулся он. Здесь достаточно
праздников и
веселых и торжественных. Но мне не достает моего. Какого? «Маринка» мне
почему-то всегда была моим праздником. Праздник, который был всегда со
мной.
И море рядом и скучно мне без моря. Так скучно, что перископы
мерещятся. В
Россию хочу. По подлодке хотя бы немного побродить...
-Что ж, желание самое нормальное,-успокоились все. Истосковались
руки по
штурвалу.
-Только боевая подлодка не «Аврора»,-резонно заметила Маша. На
месте не
стоит. Тем более, что теперь у нее может быть совсем другая прописка.
Другой
совсем причал. Где Матросик собирается ее искать? Ехать надо по
конкретному
адресу.
-Есть у меня один заветный адресок,- задумчиво сказал
Матросик.Единственный человек, который будет наверняка знать, где наша
лодка. Однажды спустились мы с ним по трапу нашей лодки на землю и
думали,
что не надолго. А вышло навсегда. Навсегда, потому что потом был другой
трап. Трап самолета Эль-Аль. Он улетел в Хайфу, а я в Ришон. Первое
время
созванивались, собирались встретиться, а потом абсорбция засосала...
Матросик замолчал, что-то вспоминая.
-О ком это ты? - удивились все. - Ничего подобного ты раньше не
рассказывал нам. Есть ли у тебя номер телефона? Позвони ему. Звони ему
сейчас, настаивали друзья.
-Позвони, пожалуйта, господин старпом,-среди гвалта и общего шума
тихо
сказал Жорик.-Звони. Команда просит.
Матросик привлек к себе Жорика и обнял его. Он вытащил откуда-то из
антресолей толстую, изрядно потрепанную записную книжку, сдул пыль,
долго
мусолил страницы, что-то вычитывал, разбирая собственный подчерк.
Наконец
разгладил мятую страницу и сказал:
-Нашел.
Друзья возликовали:
-Давай! Звони!
-Только стоит ли,- в нерешительности пробормотал Матросик, -вот
скажет,
вынырнул, когда понадобился. Где раньше был? У него, может, и номер
давно
сменился.
-Да звони ты, дьявол!-не выдержал Пашка. Да-да, нет -нет. Экая
совестливость светская!
Матросик вздохнул и набрал номер. Какими-то испуганными глазами смотрел
он
на всех пока ждал, слушал гудки. Вдруг брови его дрогнули:
-Алле!Шалом!Добрый вечер!-громко загремел он от волнения. Скажите,
это
квартира Рубина? И, прикрыв трубку рукой, поспешил поделиться радостью:
Его
хата! Запеленговал!- И тут же снова в трубку:
-Игорек? Какой Игорек? Нет, я близко не Игорек. Я Матросик!
И тут же Матросик вытянулся по стойке смирно и доложил:
-Разрешите обратиться к командиру подлодки, капитану первого ранга
товарищу... нет, господину, сверкнул на всех смеющимися глазами
Матросик, Рубину Семену Семеновичу!
Друзья, услыхав подобные титулы, переглянулись. «Вот кто, значит, живет
у
Матросика из морских сослуживцев тоже в Израиле.»
А Матросик тем временем продолжал:
-Кто спрашивает? Да что вам дался этот Игорек, Виктория
Павловна!
Ну наконец-то вы меня вычислили. И я рад вас слышать,- расслабился и
засмеялся Матросик. Капитана к телефону, пожалуйста. Нету? Умер? Как
умер!?- лицо Матросика вытянулось в полном изумлении и сделалось
белым.
Оцепенели и друзья.
-Не понимаю!- кричал в трубку Матросик, Не в прямом смысле? Слава
Богу
Пьянствует с Игорьком! Как капитан пьянствует? Я этому Игорьку лицо
набью,
Виктория Павловна! У капитана? Он пользуется неприкосновенностью?
Господи,
что с ним происходит! Где же он теперь? Я могу с ним поговорить? Дома
не
бывает? А где? Бом...бом, бомжует? Виктория Павловна! Что вы такое
говорите?
Это Семен Семеныч? Я могу с ним встретиться? Вы даже не подозреваете,
как
это важно для меня! А теперь и для него... Подождите секунду. Положила
трубку,-упавшим голосом сказал Матросик и положил свою.
-Вы слыхали? обвел он всех каким-то странным взглядом. Капитан
спивается. В это невозможно поверить. Он же алкогольный запах на дух не
переносил.
-Ну, слава Богу хоть живой!- с детской непосредственностью
воскликнул
Крабуша.В Израиле особенно трудно бросить пить из-за климатических
условий... Кроме самой жизни достает еще и жара...
Но его перебил Матросик:
- Бросить не труднее, чем начать, Крабуша. Другое дело, кто в это
время
вокруг тебя. Ежели одни Игорьки... Я поехал в ночную смену. Всем
привет.
Капитана я теперь обязательно увижу, - бросил уже Матросик в дверях.
---------------------------------------------------------------------------------
Глава третья
«АТА ВИКТОР»?
Ночная смена на хлебозаводе, где работал Матросик, случилась хуже не придумаешь. Неприятности начались, не успел он еще переступить порог этой доморощенной пекарни. Карточки его не оказалось на месте. И он битых тридцать минут не мог зафиксировать начало своего рабочего времени.
Начальник смены кричал ему что-то из глубины цеха и показывал на часы:
-Зе ле тов, - (это не хорошо) жестикулировал он руками.
Другой хозяин, какой-то не от мира сего, в очках, в кипе, перетряхивал стопки прозводственной макулатуры и беспрестанно заглядывал в холодильник, через каждую минуту спрашивал фамилию Матросика:
-Ата Виктор?
При этом он картавил так сильно, что казалось, это имя сплошь состоит из буквы «р». Матросик, едва сдерживаясь, поправлял его:
-Я Матросик.
А через секунду он снова:
-Ата Виктор?
«Ну и идиот»,- подумал Матросик, плюнул и вошел в цех. Но идиотизм на этом не кончился. Сначала ему велели снимать горячий хлеб с транспортера и таскать на стеллажи в какой-то большущий предбанник соседнего цеха, где делали только мацу. Только Матросик увлекся этим, как его схватили за полы cпецодежды и потребовали прекратить эту работу. Тут же сошлись два местных труженика, доказывая друг другу, кто лучше знает производственный процесс. Они стали переходить на могучий русский язык.
Потом Матросик нанизывал огромные горячие жаровни на высокие крутящиеся вертушки. И снова вмешался начальник цеха. Матросик снял эти жаровни. Тут уже с начальником стали ругаться простые рабочие.
«И жизнь, бывает, тоже ломается, как эта маца, - думал Матросик, подбирая ее крупные куски. И рушится так глупо, так непредсказуемо и так стремительно, что весь мир, сдается, может сузиться до размеров этого горячего цеха с нервными, взвинченными до предела рабочими».
Так отвратительно и так вдруг все безразлично стало Матросику. Никогда, пожалуй, не было ему так плохо.
К концу ночной смены его поставили к огромному мраморному столу, за которым несколько молодых девушек и женщин делали бурекасы.(Мучное блюдо) ивр. Они быстро и проворно специальными формами резали бесформенные куски раскатанного теста, а Матросик на больших противнях носил эти мучные треугольники в другой цех, где их начиняли творогом и картошкой-пюре.
-Ма мацав мотек шели? Эйх ата маргиш?-(как дела?как ты себя чувствуешь?)спросила его, сверкая похотливыми глазами и улыбаясь во весь свой золотой рот, одна очень полная работница, кавказкого происхождения, как решил Матросик. Вся она была обсыпана мукой.
-Кмо хара аля квиш, - (как дерьмо на дороге) ответил непритязательно Матросик и мука взметнулась, взлетела вверх с ее широкой груди, которая всколыхнулась и задрожала от ее беззвучного смеха. »Русские»девушки, работавшие рядом и не «вьезжающие» еще до конца в иврит, недоуменно улыбались.
Матросик с каким-то остервенением стал хватать со стола разбросанные здесь и там куски теста, бросать их на противень и таскать к другому столу.
-Ма зе? Ма зе?(что это?)ивр. - услыхал он, когда в очередной раз вернулся к столу за новой партией.Какой-то мужик с папкой под мышкой, кучерявее которого Матросик в жизни не видел, весь в черных завитушках, тряс ими и сырыми бурекасами перед носом одной молоденькой девушки и бросал в сердцах эти пирожки на стол.
- Зе ле тов !Ма ат оса?(Это не хорошо! Что ты делаешь?)ивр.
Но так же лучше! Так красивее! - Роза, объясните же ему, обращалась она к полной, обсыпанной мукой.
Кучерявый возмущался, топал ногами, зло с раздражением слушал ее русский и все время кричал: « Ло, ло, ло» (нет!нет!нет!)ивр. как будто хоть что-то понимал. В конце концов полная взяла этого горлопана под руку и, жутко кокетничая и сверкая золотыми зубами, отвела его в сторону. Она прошептала ему что-то на ухо. Кучерявый, как ужаленный, вдруг отскочил от нее.
- Ат ле нормали? – (ты не нормальная!?)ивр.и бросился из цеха.
И когда Матросик спросил у девушки, что этот кучерявый хотел от нее, выяснилось следующее. Вместо этих бурекасов однообразной, треугольной формы, девушка руками стала лепить из теста зайчиков, медвежат, белочек. Короче, зверюшек и фигурки.
- Это же интересней, вкуснее даже покажется детям, - говорила она. Увеличится реализация, покупательский спрос.
-Какое тебе дело до реализации? - кричала на нее толстая. Это тебе не тульский пряник. Тебе маскорет (зарплата) главное. Зайчики! Бубенчики!..
Бедная девушка смотрела на Матросика, как на последнюю инстанцию, которая защитит, вступится за нее.
- Ну скажите, я права? - чуть не плакала она.
- Права на все сто, - ответил ей Матросик. Но он все равно тебя никогда не поймет, даже если ты будешь делать эти бурекасы, как шестиконечные звезды Давида. Такие мы разные, хоть и евреи. У тебя одно восприятие красоты, у него другое.
Девушка слушала Матросика и глаза ее были полны слез. Матросик схватил свой очередной поднос, бросил: «Лепи что заказано», и подался в другой цех. А в том цеху назревал новый скандал. Молодой совсем пацанчик, очень худой и маленький, щелкал в растерянности плоскогубцами перед остановившимся и гудевшим каким-то круглым барабаном, на который должна была наматываться движущаяся лента транспортера. Матросику парнишка потом рассказал, что приехал в Израиль с отчимом и сразу пошел работать, не зная ни слова на иврите.
-Надо хоть с какой-то своей заработанной копейкой маму встретить, - серьезно заметил он.
Ему было двадцать лет, но выглядел он совсем семнадцатилетним мальчишкой. Сейчас он стоял и просто не знал, с какой стороны подступиться к застывшему барабану.
-Барзель! Ках барзель!- (Железо! Возьми железо!)ивр. кричал ему с другого конца транспортера какой-то рабочий -наладчик.
-Ата мевин?(Ты понимаешь!?)ивр. Барзель!
Вдруг парень в порыве невероятнейшего гнева швырнул плоскогубцы на пол.
-Пошел вон! - закричал он. Сам ты оборзел! Иди выключай! Маньяк! Еще вчера объяснял, что лента рваная! Русским языком говорил ему, поменяй ленту.
Мальчишка повернулся к Матросику лицом. Оно пылало гневом.
Так он меня и слушать не стал! И я еще и оборзел! Сам борзой! Сабра! (Рожденный в Израиле) ивр. Парень показывал в сторону наладчика и крутил пальцем у виска.
-Ну и смена выдалась! - подумал Матросик. Эх, уйти бы сейчас на подлодке в океан, чтобы ничего не слышать и не видеть.
Он нагнулся под транспортером, нажал кнопку с надписью «стоп», и барабан замер. Стало удивительно тихо. За окнами уже светало. Смена закончилась и, сняв перчатки, Матросик подался к выходу.
-Мацати, мацати! – (нашел!) ивр. бросился навстречу ему тот самый рабочий в очках и кипе.
-Ма мацати? – (что нашел?) ивр. не понял Матросик.
-Карточка!- визжал вокруг него счастливый чиновник.
«Отобьюсь хоть на уход», -устало подумал Матросик и взял ее в руки. «Виктор Цирюльник» - прочел он на ней. У Матросика все внутри задрожало.
-Ата Виктор? - лезла к нему счастливая кипа. Зе шелха?(это твоя!?)ивр.
-Кен.(да)ивр. Ани Виктор, -окончательно поверженный, убитый и обессиленный идиотизмом вокруг, согласился Матросик. Он сунул карточку в автомат и отметил какому-то Цирюльнику окончание работы. Ани Виктор и папа мой цирюльник! Севильский! - хлопнул Матросик дверью.
Весь обсыпанный с головы до пят крошками мацы и объевшийся от безысходности горячим хлебом, старпом субмарины с тяжелым желудком и таким же сердцем свинтил домой.
А дома его ждала радостная новость. Звонили из Хайфы. К телефону подошел Пашка. Сиплый, неровный мужской голос сказал, что найти можно Семен Семеныча в скверике напротив банка «Апоалим» в центре города. И практически в любое время и в любой день.
Его там знают все добавил голос и трубку повесили.
Но кто это был и как узнали мой номер? допытывался и терялся в догадках Матросик.
-А я почем знаю! - пожимал плечами Пашка. Поезжай!- На месте сориентируешься.
Матросик стоял посреди комнаты в полной растерянности. Его уже больше занимали мысли о своем капитане, пропадающем в каком-то сквере среди алкашей, чем мысли об оставленной когда-то лодке. Как так случилось, что за пять лет в стране они ни разу не встретились? Вот тебе и знаменитая, прославленная в песнях и книгах могучая морская дружба. Выходит, у них ее хватило только на то, чтобы вспомнить о ней в момент, когда одному из них стало очень плохо. А другому еще хуже. Матросик почувствовал вдруг величайшую свою вину за то, что капитан Рубин где-то просто спивается.
Матросик принял душ, побрился, одел тельняшку, погладил свои брюки - клеш, щелкнул пряжкой и стал перед зеркалом.
-Ленты за плечами, как флаги за кормой, - вспомнил он строчку из морской, детской песенки, глядя на себя. Капитан забортом! Аврал! А ты мацу печешь в бескозырке. Абсурд! Ах, Семен Семеныч! Смеющиеся черные глаза и рука в белой перчатке, приветственно машет тебе с капитанского мостика. Как давно это было. Все уже за кормой той давнишней жизни.
Матросик вздохнул, расправил пояс, побросал в дипломат мелкие вещи: записную книжку, документы, пачку сигарет, и прошел на кухню.
Паша сварил кофе. Они позавтракали и Паша сказал:
-Пригласи его к нам жить. И вы вместе поедете на свидание со своей лодкой.
-Об этом я и мечтать не смею,-задумчиво крутил ложечкой в чашке Матросик.
-Адрес, на деревню дедушке. Хайфа, скверик, банк »Апоалим».
Друзья обнялись и пожали друг другу руки.
---------------------------------------------------------------------------------------------
Глава четвертая
ПИКНИК НА ФАНЕРЕ
Матросик размашисто шел по хайфским улицам, клешнями заметая тротуар и стремительно лавируя меж собачьих какашек, которых было с избытком. И хоть каждому известно Хайфа большой портовый город, а значит и моряков должно быть много, тем не менее на Матросика оборачивалась вся улица. Потому что не каждый день, наверно, так свободно и раскованно рассекают хайфские улицы красивые мужики в форме русских морских офицеров.
Офицер легко преодолевал эту холмистую местность, закованную в асфальт и бетон, шумного с аппликациями чисто восточных сцен, своеобразного города. Его тельняшка отражалась в огромных уличных стеклянных витринах, и хозяин каждой лавочки приветственно махал ему рукой, приглашая заглянуть.
Матросик прошел уже мимо трех отделений банка «Апоалим», но они все были в приличной дали от каких-либо сквериков и парков.
«Значит, это еще не центр»,- думал Матросик и прибавлял шагу. Все его мысли были заняты предстоящей встречей.
Они так давно расстались, что Матросику трудно было представить своего капитана, носившего всегда форму, в гражданских одеждах. Сандалии, шорты, майка и соломенная шляпа типичный пенсионер, репатриант из России. Вероятно, жаркий климат страны и плавил в сознании Матросика такой лживый стереотип. И если к этому заурядному портрету еще прибавить и страсть капитана пить, то в сознании Матросика складывался далеко не мужественный и строгий образ командира, с которым он попрощался когда-то в аэропорту Бен-Гуриона.
«Как пройдет встреча?- думал Матросик. И как интересно отреагирует теперь капитан на мое предложение посмотреть на нашу лодку. Знает ли он сам, где базируется она теперь? На плаву ли она вообще. Или, может быть, пацаны прыгают теперь на ней? Играют в войну.»
«Стоит ли тебе,-может быть, скажет капитан,-мотаться в Россию только, чтобы увидеть засранный новыми русскими матросский гальюн и вздыхать над ним о прошедшей такой романтической юности? Ребячество все это, будет отговаривать он. Пустая трата времени и денег. Развесил сопли ниже ватерлинии. Если и ехать в Россию, то только ради коммерции, бизнесом заняться.»
Так мысленно выстраивал Матросик возможный диалог с капитаном и вспоминал, каким он бывал крутым в высказываниях, бескомпромиссным и справедливым.
И неожиданно для себя вышел на большущий парк, напротив которого, через улицу стоял банк «Апоалим».
«Здесь",-поднял Матросик и, ступил на центральную алле, пошел не торопясь, гадая, где и как он увидится с капитаном.
Вдоль аллеи сидели на скамейках пенсионеры. Кто играл в шахматы, кто читал русские газеты. Бабушки нянчили внуков. Матросик сел на скамейку, вытащил сигареты и закурил. Было жарко. Два часа пополудни.
Слева от него сидели два мужика и о чем-то активно спорили. Один подошел и попросил у Матросика прикурить.
И пока он прикуривал со скамейки поднялся другой и зычно на весь сквер загремел:
-А поворотись-ка, сынку!- Экий ты стал!
Матросик оцепенел и потерял дар речи. Перед ним, зажав в зубах знаменитую трубку и разведя широко руки, стоял Семен Семеныч.
-Не дадите ли огоньку, господин старпом?
В первое мгновение только эта знакомая до боли капитанская трубка говорила Матросику, что это не мираж перед ним капитан первого ранга знаменитой подлодки 2129, Рубин. Случись встретиться где-нибудь случайно, Матросик ни за что не узнал бы его. Сказать, что капитан изменился значит ничего не сказать. Они бросились друг другу навстречу и крепко обнялись. У Матросика свалилась с головы фуражка и знакомый капитана поднял ее и, разинув рот, пялился на них, ничего не понимая. Друзья хлопали друг друга по плечам и трясли руки. Прохожие с любопытством наблюдали в стороне за ними.
-Ну что столпились!- бесцеремонно вдруг закричал на них приятель Рубина. Встретились два узника Сиона. Эка невидаль!Отмотали свои срока тоталитарного режима и вернулись в обетованную! Крепко нуждаются в материальной поддержке, настрадавшись за нашу алию, за репатриацию. Не поможет ли кто?
Прохожие тут же заторопились по своим делам, а друзья опустились на скамейку. У Матросика промелькнуло в голове `узники Сиона" и он в полном смятении повернулся к мужику:
-Какие узники Сиона?! Что за цирк?! Никто не нуждается в материальной поддержке. Откуда этот бред, старик?
-Рега, рега,*(минуту) ивр. старпом, -осадил его капитан. За Сион не буду спорить. Каждому свое, как говорится. Один говорит «партия», подразумевает Ленин. Другой говорит «партия», подразумевает покер. А что касается материальных трудностей, то это про нас. Извини, Матросик, что с меркантильной темы начинаем разговор, но у тебя сколько есть? Спасибо, что учить жизни ты нас не будешь, а материально поможешь.
-Семен Семеныч, что я слышу?-поразился Матросик.
-Все. Будет учить,-сказал приятель. Я так и думал.
Матросик посмотрел на его мелко дрожащие руки и полез в дипломат за деньгами.
-Сколько надо?-спросил он. Похмелиться святое дело.
-О чем ты говоришь? -воскликнул приятель. За вашу встречу грех не выпить.
-Десять шкалим*,(шекелей (ивр.)-сказал знакомый капитана, или лучше двенадцать.
Матросик протянул ему деньги и тот сорвался: «Я чик-чак».
Кто это? спросил Матросик у капитана, когда приятель исчез из вида. Только теперь Матросик не второпях, не мимоходом сумел хорошо рассмотреть Семен Семеныча. Седые спутанные волосы, плохо выбритое лицо, все в порезах от бритвы. Только все те же черные, живые глаза с какой-то новой теперь потаенной грустью и безнадежностью. Но более всего поразили Матросика даже не глаза, а то, как капитан был одет.
Неужели это тот самый его морской китель засаленный и грязный, одетый почти на голое тело, с одной-единственной пуговицей и с оторванными нашивками. Только ромбик значка военной академии был едва заметен на лацкане. В спортивных трико и в истоптанных, старых кроссовках.
«Боже мой!- про себя подивился Матросик, чего здесь больше старости или собственного саморазрушения?!»
-Кто это?-переспросил капитан,-извини, забыл тебе представить его. Это Игорь. Известный скульптор-монументалист из Риги. По всей Прибалтике и за ее пределами нет таких мест, где бы не стояли его скульптурные ансамбли.
-Величественные, знаменитые скульптурные монументы Саласпилса евреям-жертвам концлагерей фашистского геноцида помнишь? Игорька творчество. И пусть тебе не застит глаза наш нынешний внешний имидж, упреждая возможные вопросы Матросика о степени их падения, поторопился сообщить капитан. Это было буквальное перемещение задниц и никогда не репатриация светлых голов. Решение демографических и политических проблем. Обо мне, прошу тебя, ни слова. Это я в России был старый морской волк, нужный всем и на суше и на море. А в Израиле я просто старый оле хадаш ( новый репатриант (ивр). Еще не пенсионер, но уже балласт. Не ходить мне здесь никогда по морям, доставая из нагрудного кармана кителя свою трубку, заключил Рубин, а только плавать, как дрек. Навигация кончилась началась абсорбция. Абсорбция без конца. Какое противное слово. Давай лучше о тебе. Я страшно рад тебя видеть. Что у тебя? Куда и под каким флагом курс держишь?
-Я надеюсь, что в нужном направлении гребу,-сказал Матросик, но какой курс ты взял, капитан, это полный абзац^ Аврал надо бить. Человек за бортом!
-Матросик,-напрягся капитан,-я же сказал, что не хожу, а плаваю. Плыву, но не тону. Не надо об этом, иначе я сейчас встану и уйду.
Матросик замолчал, парализованный его категоричностью «Может быть, то о чем я скажу ему,- мелькнуло у Матросика,-разбудит в нем интерес и он перестанет пить. Я предложу съездить ему со мной в Россию, отвлечься от этой тоскливой абсорбции.В этот момент появился радостный Игорек, скульптор-монументалист с дрожащими руками.
-Полный порядок,-радостно сообщил он. -Как насчет «Стопки» , морячок?
-Меня зовут Матросик,-сказал Матросик.
-Да!Я вас не представил,- спохватился капитан. Знакомся, Игорь. Это мой старпом. С самого первого дня мы с ним в одном экипаже. Как его зовут, он тебе уже сказал. Мы сним сполна избороздили и Антлантику и Тихий. Где мы только с ним не ходили. В каких только переплетах не побывали! Мертвую зону недосягаемости в Бермудах помнишь?
-Такое трудно забыть,-односложно ответил Матросик.
-Ну, тогда у матросов нет вопросов,- сказал Игорь. Прошу всех к нашим Бермудам. Это тоже зона нашей недосягаемости,-расплылся он в улыбке.И они пошли куда-то вглубь и опустились на траву в дальнем углу сквера,где не было слышно ни детских голосов,ни сигналов машин,ни заука.Это место было сплошь усеяно пробками от бутылок, мятыми пачками от сигарет, обрывками газет - одним словом - грязное место. И еще место пахло мочой. Матросик подавил в себе брезгливость и уселся на поваленный ствол дерева, отполированный, видать, до него многими задницами. Из под ствола Игорь вытащил большой кусок фанеры, на котором тут-же появились три пластиковых стаканчика, бутылка «Стоп-ки», закуска, несколько кусков хлеба с колбасой, несколько яблок и бутылка «Пепси». Забулькала водка, и Семен Семеныч сказал:
-Не обессудь, что не дома. Его прежде нужно иметь. Не абстрактно, как страну, а просто с дверями и с почтовым ящиком на нем. Нет пока. Ле хаим! *( Будь здоров. (ивр.Молодец, что приехал!
-Будь здоров, морячок!- чокнулся с ним Игорь и осушил стакан.
Потом выпил Семен Семеныч. Потом Матросик. Водка резко обожгла пустой желудок. Матросика передернуло. Он взял яблоко и с удовольствием стал есть.
-Ну рассказывай,-вдруг без всяких прелюдий сказал Семен Семеныч. Небось по лодке тоска одолела?
Матросик чуть не подавился яблоком, пораженный капитанской прозорливостью.
_ Одолела,-сказал Матросик. Да так сильно, капитан, что решил я в Россию съездить. На лодку поглядеть.
-А че на нее глядеть?-встрепенулся Игорь. Лодка как лодка. Денег не жалко, что ли, на прогулки? У меня в России, допустим, тоже есть много мест, с которыми я связан и духовно и кровно. Однако не рвусь туда, хоть и хочется.
-Ну, ты это другое дело. У тебя главное камень застывший на площадях. А тут море. Вечное движенье и влеченье. Погладить лодку-старушку хочется, пообщаться с ней, по переборкам пошастать. Верно ведь?
В голове у Матросика крутилось много вариантов, как он будет предлагать капитану отправиться вместе, а тут он возьми и запросто скажи:
-Рванем, капитан. Вместе на шлюпках походим. По экипажу не истосковались? С новыми парнями пообщаемся. В море выйдем. Да мало ли!Сколько встреч интересных может быть, сколько нового! Соглашайтесь.
Рубин не торопясь раскурил свою трубку, прищурился от дыма и внимательно взглянул на Матросика. Матросик словно весь сжался внутри.
-Нет. Не поеду я, Матросик, - выпустил струю дыма капитан. Нельзя в одну и ту же реку войти дважды. И потом меня уже течение несет. А ты молодой. Волна тебя любит. Давай! Счастливого плаванья. Только не шибко там. Там нынче цунами. Осторожен будь.
-Прекрасные слова,-подхватил Игорь. Прекрасный тост. Надо обязательно выпить.
Он быстро всем налил, и Матросик теперь пил с особенным отвращением. Рушилось его сокровенное желание отправиться на поиски лодки вместе с ее капитаном. И уговаривать его, понял Матросик, пустая трата времени.
-Я приехал к тебе, капитан, в тайной надежде отвлечь тебя от этого зелья и пригласить тебя отправиться со мной на свидание с нашей «Маринкой». Так любовно называли нашу лодку моряки. Помнишь? Но увы. Тогда, может, ты мне скажешь, где она сейчас?
-Мало того, что скажу,-пыхнул трубкой капитан,-но еще и покажу. Он засмеялся и вытащил из внутреннего кармана кителя фотографию лодки. Матросик обалдел.
-Ты помнишь тот день?-протянул он фото Матросику. В тот день мы вернулись из Индийского океана. Мы стояли у берегов Новой Зеландии и, скажем так, ловили рыбку.
Матросик не мог оторваться от фото. Нахлынули воспоминания. Они были сняты в Севастопольской бухте. Лодка подходила к восьмому пирсу. «Угораздило кого-то щелкнуть камерой,-подумал Матросик. Не побоялся нарушить инструкции."
Экипаж стоял в обнимку на лодке и приветственно махал всем встречающим. Матросик нашел себя. Он был с бородой, в огромном бушлате, загоревший и радостный. И тут же непроизвольно началось, «а помнишь, а помнишь». Воспоминания, одним словом.
-Да-а,-протянул Игорь,-иных уж нет, а те далече.
-Вздрогнем?
-Да погоди ты, ваятель,-осадил его Матросик. А где сейчас лодка? В каком порту может стоять? Не скажешь, Семен Семеныч?
-Трудно сказать,-не выпуская трубку изо рта, сказал капитан. И тут вдруг запросто и очень обыденно: Может, ее уже порезали. Она теперь вроде меня довольно старая,-горько усмехнулся капитан.
У Матросика все похолодело внутри. Он, едва справившись со своими чувствами, тоже полез за сигаретами. И все смотрел и смотрел на снимок.
-Да цела, цела твоя «Маринка»,- поспешил утешить Матросика капитан. Сердце мне подсказывает. Езжай, не теряй времени.
Матросик поднялся.
-На посошок,-снова забулькал скульптор. За семь футов под килькой.
Он был уже навеселе.
-Под килем лучше. Дольше держишься на плаву,-выразительно посмотрел на капитана Матросик.
-Я свое отплавал,-как будто не «въехал» в сказанное Матросиком капитан. Но тем не менее за твою результативную поездку.
Матросик вздохнул, снова присел на край ствола и не вытерпел.
-Бросай ты это дело, капитан! Работы достаточно и на суше. Даже для адмиралов флота в отставке! Ты, Микеланджело, кстати, работаешь?
-Могу рассказать над чем,- ничему не удивившись, спокойно отозвался Игорь и, улыбаясь во весь свой большой рот, многозначительно посмотрел на Рубина.
-Моя таможня дает добро. Семен уже видел мой камень, еще не тронутый резцом. Это будет эпохальный монумент.
-Ну, не томи. Заинтриговал,-принял игру Матросик.
-Я сейчас работаю,-прикрыв глаза, начал по деловому Игорь, -над монументальной скульптурой под условным, рабочим названием «Возвращение блудного сына».
-Уже было, -улыбнулся Матросик. Непонятно почему, но к этому скульптору он вдруг перестал испытывать чувство неприязни.
-Матросик,-вступился за него капитан,-он же сказал: название условное. И кивнул Игорю. Продолжай, мастер.
И мастер продолжил:
-Вот представьте себе, стоит такой собирательный образ, равный по силе восприятия разве, что знаменитому памятнику Чижику-пыжику, который стоит на набережной реки Мойки в Питере. Лицом своим образ отдаленно напоминает то ли господина Манделу, то ли Жириновского, то ли дядюшку Бенда. В одной руке у него серп, а в другой молот. СССР нет. Россия разрознена, многие рабочие уже «новые русские», а немногие крестьяне старые землевладельцы.
Матросик, как ни было ему муторно и тоскливо на душе, простодушно рассмеялся. Капитан слегка похохатывал, дымя трубкой. Вероятно, он уже по многу раз слушал эту Игореву творческую идею.
-У подножия этого образа,-с непроницаемым лицом продолжал Игорь, буквально у ее ног, припадает к нему немолодой еврей из заштатного, захолустного украинского, а может белорусского, значения не имеет, местечка. Он лобызает образу руку в момент возвращения на святую землю. Заплаканное, счастливое еврейское лицо. А на заднице, ненавязчиво подчеркивая свою крепкую, неразрывную связь провинциального местечка с мировым сионизмом, красуется скромная, аккуратная заплатка в виде звезды Магендовида.
Капитан с Матросиком покатились со смеху, а Игорь невозмутимо продолжил.
-Ну заплатки может и не быть. Нищета сейчас символизируется иначе.
-Эпохальный будет шедевр, я полагаю. Предполагается воздвигнуть его у здания «Сохнута". Приподнятая задница местечкового еврея смотрит на центральный вход, напоминая о том, что мы уже здесь.
Дождавшись, когда Матросик и Семен Семеныч немного отхохотались, Игорь провозгласил:
-За процветание и развитие экономики и демократии в нашей стране!Равно как и за развитие прикладного искусства в ней и за возникновение монументальных ансамблей, скульптурных композиций и памятников. За установку бюстов как на могилах усопших, так и по всему нашему государству, чья религия запрещает так называемое кощунство. А стало быть и за значительное сокращение безработицы среди художников, чья палитра камень.
-Поехали,-просто сказал Игорь, и все снова выпили, а Матросик только пригубил. Говорить всерьез что-нибудь о якобы предстоящей творческой работе скульптора Игоря было бы по меньшей мере смешно. Просто пьяный, не без чувства юмора, треп человека с уязвленным самолюбием.
-Значит, не поедешь,-не столько спросил, сколько сам удостоверился в решении Рубина, Матросик. Что ж, будем прощаться.
Матросик поднялся со ствола, отряхиваясь от пепла и крошек.
-Кланяйся подлодке, Одессе, передавай всем горячий привет от меня,- крепко вдруг прижав к себе Матросика, сказал капитан и голос его дрогнул.
Они пожали друг другу руки, еще раз обнялись и капитан нервно захлопал по кителю в поисках своей трубки. -на открытии мемориала" подмигнул ему он.
-Может, привезти что-нибудь, Семен Семеныч?-спросил он на прощанье у капитана.
-Тараньку с Привоза,-устало улыбнулся капитан.
-Есть,-козырнул Матросик повернулся и пошел. Рубин долго смотрел ему вслед пока мог видеть его.
( КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ )
---------------------------------------------------------------------------------------------------------
|
Форум землячества
|
|
